This essay is an attempt to interpret Mikhail Bakhtin’s working notes in a new way, by reading them as instances of fragmented writing produced in exile during the war. To capture the specific way Bakhtin’s thinking reveals itself in a difficult relationship with writing, I read these pieces through the prism of critical categories suggested by Maurice Blanchot in his book The Writing of the Disaster (1980). By means of comparative reading of these two quite disparate authors, I hope to demonstrate that the very fragmentariness of Bakhtin’s writing, a well as its unfinished and ”un-worked” character, opens it up for critical reflection.  The fragments in question should be read as exilic theory rather than merely biographic data or preliminary materials that suffer, not surprisingly, from intellectual and writerly incompleteness. This essay also discusses ambiguities in Bakhtin the asyndetic writer (a stylistic trait especially difficult to solve in translation) as methodologically central for an understanding of his philosophy of history and language.

Бахтин в осколках: Фрагменты и записи военного времени (в сопоставлении с “Катастрофическим письмом” Мориса Бланшо), Ирина Сандомирская

В этой статье делается попытка интерпретации черновых фрагментов и рабочих записок М. М. Бахтина, датированных 1943-46 гг. в сопоставительном чтении с концепцией письма Мориса Бланшо (L’écriture du désastre, The Writing of the Disaster). Не имея между собой прямой интертекстуальной или биографической связи, не являясь также современными друг другу, заметки Бахтина и фрагменты Бланшо, тем не менее, посвящены осмыслению общего опыта европейской модерности ХХ столетия, века тотального истребления жизни и культуры. В статье делается попытка осмысления места и специфики бахтинских фрагментов с точки зрения их принадлежности “письму катастрофы”. Категории, которые конструирует Бланшо, позволяют предложить новую интерпретацию бахтинских отрывков. В то же время, тогда как Бланшо пишет катастрофу, опираясь на воображение, Бахтин из своей повседневности административно-ссыльного военного и послевоенного времени анализирует катастрофу изнутри ее реального опыта, частично предвосхищая, частично подтверждая, частично оспаривая философские выводы, к которым Бланшо придет в совсем ином контексте почти сорока годами позже.